Понятие культурно-исторический подход часто отождествляется с такими понятиями, как культурно-историческая психология и культурно-историческая теория. Мы в основном содержании работы постараемся вкратце продемонстрировать различия между ними, хотя в действительности использование данных понятий как тождественных весьма незначительно может отразиться на понимании общей сути проблемы.

С точки зрения истории психологии проблема культурно-исторического подхода к изучению психических явлений в достаточной мере исследована и понята, несмотря на то, что во многих научных публикациях встречаются мнения о том, что вклад культурно-исторического подхода в развитие отечественной психологии не до конца осознан. В этом месте возникает классическое противоречие субъективных взглядов, разрешить которое не представляется возможным. Однако с точки зрения философии науки исследование процесса становления и развития культурно-исторического подхода в России в начале XX века – это совершенно иной взгляд на проблему, на этапы становления целой научной школы и этот взгляд может быть весьма актуальным и, что не менее важно, интересным. Становление и развитие культурно-исторического подхода происходило в период глобального кризиса в психологической науке, кризиса, сформировавшегося вследствие невозможности классической психологии – надо сказать, весьма и весьма молодой на то время науки, если учесть, что большинство учёных связывают появление научной психологии с периодом начала экспериментальных исследований психики и открытием В. Вундтом первой в мире экспериментальной психологической лаборатории в 1879 году¹ – дать целостное представление о конкретной психической жизни человека. Именно преодоление возникшего кризиса и было целью основателя культурно-исторического подхода, Л. С. Выготского.

Теперь уже нет практически никакой возможности обнаружить на основе первоисточников непосредственные свидетельства того, каким образом происходило становление психологии, и в частности культурно-исторической её формы, в России в начале двадцатого столетия. Использование первоисточников затруднительно и не всегда целесообразно, поэтому часто приходится опираться на проанализированный, обобщённый и систематизированный материал. Однако наряду с использованием статей, учебных пособий и учебников, мы в нашей работе во многом будем опираться на малоизвестные, не так давно опубликованные документальные источники, предоставляющие возможность осмыслить становление и развитие культурно-исторического подхода, опираясь на личные воспоминания выдающегося советского психолога Александра Романовича Лурии, одного из учеников Льва Семёновича Выготского. Сразу хотелось бы отметить, что содержание реферативной работы не свободно от поверхностности взгляда и субъективности изложения, выраженной в некоторых допущениях и гипотетических высказываниях, и от некоторой доли предвзятости, основанной на личной симпатии автора к основоположникам и представителям культурно-исторического подхода в России.

Цель нашей работы состоит в том, чтобы в общих чертах изложить основные вехи становления и развития культурно-исторического подхода в России в начале XX века, а именно в 1920-1930-х годах.

Задачи работы заключаются в следующем:

• поиск доступной для ознакомления литературы
• анализ литературы
• интерпретация, осмысление и описание основных факторов, повлиявших на становление культурно-исторического подхода
• обобщение, резюмирование и формулирование выводов на основе прочитанной литературы

Основные положения работы:

• формирование предпосылок возникновения культурно-исторического подхода в отечественной психологии уходит корнями к идеям американских и европейских мыслителей периода середины-конца XIX века
• формирование и развитие культурно-исторического подхода к изучению высших психических функций неразрывно связано с личностью Л. С. Выготского и его последователями
• у представителей культурно-исторического подхода изначальной целью являлось интегрирование двух «разрозненных психологий»,² преодоление сложившегося к началу XX века кризиса в психологии

Структура работы. Данная реферативная работа традиционно разделена на три части – введение, основная часть, заключение. Основная часть работы представлена тремя параграфами.

§1. Предпосылки формирования
культурно-исторического подхода в психологии

Социальные преобразования в России начала двадцатого столетия коснулись всех без исключения сфер общественной жизни, в том числе и науки. К 20-м годам уже была сформирована республика, закончились основные революционные волнения и более-менее стала развиваться научная жизнь, однако уже с некоторыми издержками, а именно – с необходимостью опоры на материалистические представления о мире. Психология, и без того неупроченная и шаткая, подвергалась идеологическим терзаниям, которые базировались на взглядах о необходимости описания человека и человеческой природы с позиций материализма. Вскоре на арене на тот момент уже советской психологии появится человек, которому суждено будет внести колоссальный вклад в развитие психологической мысли в России. А что же было до этого? А до этого в Российской империи были философы, антропологи, лингвисты и «прочие шведы», которые и явились предтечами создания культурно-исторического подхода. Но обо всём по порядку.

Следует отметить, что на развитие отечественной психологической мысли в начале XX столетия также повлияли и труды зарубежных мыслителей середины и конца века XIX. К тому времени в США и Европе достаточно отчётливо сформировались два направления исследований – структурализм и функционализм. Как указывает А. Н. Ждан,⁴ структурализм развивался во многом благодаря Эдварду Титченеру, ученику и сотруднику Вильгельма Вундта. Структурализм – европейский подход. Титченер, приехав из Англии в Германию, в течение двух лет работал в лейпцигской лаборатории Вундта. Как полагают, именно Титченер обозначил подход Вундта, рассматривавшего психическую жизнь человека как совокупность взаимодействующих элементов, как структурализм. Задача психологии, согласно Вундту, состояла в том, чтобы «анализировать психические процессы в их собственной связи и поскольку они нам вообще даны как процессы, находящиеся во внутренней связи друг с другом».⁵ Согласно Титченеру, предметом психологии является сознание как сумма сознаваемых состояний, а элементами сознания являются ощущения, представления и простейшие чувствования (удовольствия, неудовольствия), из которых складывается все многообразие структур душевной жизни.⁶ Таким образом, можно сказать, что структурализм начинался с работ В. Вундта, который, однако, не использовал этот термин, и был обособлен и развит Э. Титченером. Следовательно, развитие структурализма можно отнести к периоду от создания первой экспериментальной психологической лаборатории Вундтом в 1879 г. до 1927 г., в котором умер Титченер.

В это же время развивается другое направление психологии, рассматривающее человеческое сознание не сточки зрения структуры или составляющих её элементов, а с точки зрения функциональности, то есть с точки зрения его функции в поведении. Это направление противопоставлялось структурализму Титченера и, как указывает А. Н. Ждан, являлось реакцией на структурализм.⁷ Одним из основателей функционализма на сегодняшний день принято считать американского философа и психолога Уильяма Джемса, однако часто за точку отсчёта принимается 1896 г., когда была опубликована статья «Понятие рефлекторной дуги в психологии»,⁸ написанная Джоном Дьюи, представителем прагматизма. Как мы увидим, функционализм во многом базировался на концепции полезности, свойственной прагматизму. Функционалисты предметом изучения объявили функцию. Психическая функция, являясь инструментом приспособления к окружению, рассматривается со стороны её полезности в практических ситуациях, и с этой точки зрения функционализм можно смело назвать адаптационным подходом к изучению сознания и психики человека, рассматривающим сознание как приспособительную функцию. Краткое рассмотрение двух господствовавших к концу XIX – началу XX вв. направлений предпринято нами для того, чтобы каким-то образом сформировать отсчётную точку на прямой развития психологии, связав её с конкретными именами и личностями, указав на взаимовлияние высказанных к этому времени идей о психической жизни человека и на проникновение этих идей в отечественную науку.

Помимо разделения исследователей на два лагеря – структуралисты и функционалисты, – существовало разделение и в самой структуре психологии. Джон Стюарт Милль предложил разделить⁹ психологическую науку на собственно психологию, изучающую элементарные законы мышления, и этологию, под которой он понимал науку о характере. Майкл Коул, современный психолог, в своей работе «Культурно-историческая психология: наука будущего» отмечает¹⁰ выдвинутое Вундтом предложение о создании «двух психологий». Надо сказать, что Милль и Вундт были современниками, и Вундт, опираясь на идеи Милля, предложил сформировать два направления психологии: первым направлением являлась физиологическая психология, которая должна посредством экспериментального изучения психической жизни человека выявлять законы, на основе которых элементарные ощущения вырастают в сознание, и универсальные законы, по которым взаимодействуют элементы сознания. Вторую ветвь психологии он предложил назвать психологией народов, которой, как указывает М. Г. Ярошевский, надлежало заниматься изучением «души народа» посредством исследования продуктов культуры, в частности, языка и мифа.¹¹ М. Коул отмечает,¹² что Вундт положил начало множеству исследований высших психических функций, постулируя необходимость их изучения в рамках именно психологии народов (или, как указывает М. Коул, Volkerpsychologie). Вундт утверждал, что «психология народов не может исследоваться лабораторными методами тренированной интроспекции, направленными на содержание сознания, поскольку высшие психические функции простираются за пределы индивидуального человеческого сознания».¹³ Позже, уже в советские годы, отечественный психолог А. Р. Лурия скажет о таком разделении как разделении на объяснительную и описательную психологию.

Тем временем назревал вопрос о том, каким образом возникает сознание и что является его предпосылками. В это время, то есть к концу XIX века, во Франции Эмиль Дюркгейм и Люсьен Леви-Брюль утверждают¹⁴ первостепенную значимость общественной жизни в порождении специфически человеческих форм сознания. И главную роль они отводили опосредованию общими культурными символами, и на этом моменте следует акцентировать особое внимание. М. Коул упоминает¹⁵ некоего Чарлза Джадда, сведения о жизни которого не слишком широко распространены, указывая на то, что он следует за В. Вундтом, утверждая, что «язык, орудия труда, система счисления, алфавит, искусство и т. д. суть формы накопленного социального капитала, развившиеся за тысячелетия». Соответственно, людям приходится каким-то образом приспосабливаться, когда они появляются в этом мире, к имеющимся культурным и материальным достижениям предшествующих поколений, и мышление формируется в процессе социализации.

Помимо этого, существенный вклад в понимание предпосылок к формированию психики, психических функций и, в конце концов, сознания внесли идеи выдающегося представителя немецкого языкознания Вильгельма фон Гумбольдта. Гумбольдт жил на несколько десятков лет раньше Вундта, Титченера, Дюркгейма и Леви-Брюля. Следовательно, каждый из них наверняка в той или иной степени был знаком с его идеями о социальной природе языка, вследствие чего Гумбольдт, скорее всего, являлся одним из предтечей культурного подхода к изучению языка и психической жизни человека. Согласно Гумбольдту,¹⁶ язык является не просто внешним средством общения людей, язык – это продукт «языкового сознания» народа и определяет его «дух». Как видим, идея Вундта о необходимости создания психологии народов, которая изучала бы его (народа) «дух» на основе продуктов культуры, вполне могла сформироваться под воздействием идей Гумбольдта. Согласно Гумбольдту, «…язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка».¹⁷

В России идеи В. Гумбольдта были восприняты и развиты Александром Афанасьевичем Потебнёй. Потебня также относится к мыслителям середины – конца XIX века. В своей работе «Мысль и язык» А. А. Потебня достаточно часто ссылается на труды В. Гумбольдта, выделяя целый раздел в работе для освещения его идей. Из этого раздела свидетельствует, что Потебня положительно относился к идеям В. Гумбольдта о «постоянном движении языка» и о «языке как работе духа», указывая, что эти идеи «…возвышают Гумбольдта над всеми предшествующими теориями». Однако, полагал Потебня, они оставляют некоторую неясность в «…отношении слова к мысли», которая всё же преодолевается в высказанном В. Гумбольдтом положении о том, что «язык есть орган, образующий мысль». Далее А. А. Потебня рассуждает о том, что язык всегда является необходимым условием мысли даже у отдельного индивида, поскольку понятие образуется только посредством слова, а если отсутствует понятие, то и «невозможно истинное мышление».¹⁸ Эти, как может сегодня казаться, простые и на первый взгляд очевидные положения явились огромным прорывом в осознании важности роли языка в развитии мышления. В терминах сегодняшней академической науки можно было бы сказать, что язык, как система знаков, используемых с определённой целью обозначить, описать или объяснить какой-либо предмет или явление, является результатом развития социальных взаимоотношений и опосредствует процесс мышления. Но такое громоздкое определение избыточно и не позволяет осознать того простого обстоятельства, что язык – это средство мышления, развивающееся параллельно развитию человеческого общества. М. Г. Ярошевский отмечает, что А. А. Потебня следовал принципу историзма, и называет его «инициатором построения культурно-исторической психологии».¹⁹ При этом А. Н. Ждан, ссылаясь на В. В. Давыдова,²⁰ утверждает, что Потебня повлиял на формирование ключевых моментов концепции Л. С. Выготского об общественно-историческом характере психики человека, поскольку его работы были посвящены вопросам «взаимосвязи языка, чувственного познания и мышления, единства сознания и языка» и «раскрывали проблему исторического развития человеческого сознания, его социальную природу».²¹ Разумеется, в середине – конце XIX века были и другие отечественные философы, психологи и языковеды, но ни один из них так близко не подошёл к формулировке принципа неразрывности языка и сознания, как это сделал А. А. Потебня.

Таким образом, уже к концу XIX века был накоплен огромнейший опыт по изучению феноменов человеческого сознания, мышления и поведения, выраженный во множестве оригинальных идей представителей европейской, американской и отечественной научной мысли. В. Гумбольдт, В. Вундт, Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, Ч. Джадд и наверняка многие другие мыслители отчётливо понимали важность языка и культуры в целом для формирования специфически человеческих качеств, таких как мышление и сознание. Несмотря на то, что отдельными учёными были высказаны идеи о существенной связи культуры, языка и сознания, согласно утверждению М. Коула²² именно Э. Дюркгейм и Л. Леви-Брюль подошли к проблеме сознания через его понимание как феномена, опосредованного культурными символами. Понятия символическая деятельность и знаковая деятельность являются ключевыми в работах Л. С. Выготского, как и понятие интериоризации, которое, согласно информации из БСЭ,²³ было впервые введено в научный оборот именно Э. Дюркгеймом и его школой и «связывалось с понятием социализации, обозначая заимствование категорий индивидуального сознания из сферы общественных представлений». Следовательно, можно предположить, что в концепцию культурно-исторической теории развития мышления оно проникло путём заимствования его Л. С. Выготским из работ Э. Дюркгейма и его единомышленников и в дальнейшем было переосмыслено, уточнено и приспособлено для описания процесса вращивания высшей психической функции, под которым Выготский понимал процесс построения высших психических функций первоначально как внешних форм поведения и при опоре на внешний знак.²⁴

Мы вплотную приблизились к основной теме – теме формирования и развития культурно-исторического подхода в России в начале XX века. Следующих параграф будет посвящён описанию некоторых этапов в развитии идей, на которые опирались «отцы» культурно-исторического подхода, а также значимых моментов научной биографии Л. С. Выготского и его коллег, работавших в направлении преодоления назревшего к тому моменту кризиса в психологии.

§2. Осознание и систематизация накопленного опыта.
Становление культурно-исторического подхода.
Великолепная тройка.

Возвращаясь к сложным социально-политическим преобразованиям в России, с которых мы начали повествование, подчеркнём, что становление любой научной школы или развитие любой теоретической концепции неразрывно связано с конкретными личностями и той социальной, политической, культурной и идеологической ситуацией, в которой протекает это развитие. Мы не берёмся однозначно утверждать, но с большой уверенностью предполагаем, что у каждого, даже самого гениального, учёного есть некий идеал, образец, пример или примеры для подражания – другие учёные, на взгляды которых он ориентируется и чью точку зрения считает необходимым отстаивать или развивать вне зависимости от того, был ли он с ними связан личным знакомством или смежностью по времени жизни. Выготский считал себя марксистом, как указывает А. А. Леонтьев.²⁵ В предыдущем параграфе мы не рассматривали идеи Г. Гегеля и К. Маркса, однако, несомненно, Л. С. Выготский был знаком с ними, поскольку неоднократно упоминал обоих мыслителей в своих трудах.²⁶ По нашему мнению, нет никакого смысла исчерпывающе рассматривать каждого автора, на которого ссылался Л. С. Выготский, результат этого «исследования» занял бы куда больший объём, чем предполагает реферативная работа, да и это противоречит здравому смыслу. Мы считаем, что основная идея о влиянии культуры и языка – в большей степени именно языка – на развитие сознания, вернее тот её конкретизированный вариант, где мышление и сознание рассматриваются как результат усвоения языка, восходит к В. Гумбольдту и через осмысление, пересмотр и уточнение В. Вундтом, Э. Дюркгеймом, Л. Леви-Брюлем и, наконец, А. А. Потебнёй предстаёт вполне сформировавшейся предпосылкой для построения системного взгляда на природу мышления и речи.

Александр Афанасьевич Потебня не был современником Льва Семёновича Выготского, скончавшись в 1891 году, за 5 лет до рождения последнего. Однако, как мы упоминали выше, он явился одним из вдохновителей Л. С. Выготского на создание нового способа осмысления развития человека в онтогенезе, на изучение ключевых этапов формирования и развития детского мышления, сознания и речи. Даже схожесть названия работ Потебни и Выготского, а именно «Мысль и язык» и «Мышление и речь» соответственно, которая вполне может являться случайной, вероятнее всего говорит о преемственности идей А. А. Потебни.

Л.С. Выготский родился в 1896 г. в г. Орша, Белоруссия. В 1913 г. он поступает на медицинский факультет Московского Императорского университета, но вскоре переводится на юридический факультет, а с 1914 г. он одновременно обучается ещё и в Московском народном университете им. Шанявского.²⁷ Однако из воспоминаний А. Р. Лурии, ученика и сотрудника Л. С. Выготского, свидетельствует,²⁸ что Выготский окончил филологический факультет, что заставляет предположить, что он, возможно, позднее перевёлся с юридического факультета на филологический. В 1912 году было утверждено²⁹ положение о Психологическом институте при Московском университете. Именно с этим учреждением связаны основные моменты становления культурно-исторического подхода, именно здесь встретятся ученик с учителем. Первым директором института стал выдающийся российский философ и психолог Георгий Иванович Челпанов. Психологический институт стал первым в Российской империи учреждением, в котором сосредоточилась подлинно научная психология. Однако через 12 лет, в январе 1924 г., Г. И. Челпанов был отстранён от руководства Психологическим институтом, который появился благодаря именно ему. Вместо Г. И. Челпанова руководителем был назначен Константин Николаевич Корнилов, бывший сотрудник и научный оппонент Челпанова. Говоря о сложных социально-политических преобразованиях в России в 20-е годы XX века, мы имели в виду большей частью ту идеологическую позицию, которую занимали высшие чины. Разумеется, на образовательных учреждениях это не могло не сказаться. Как отмечает Никольская А. А., 1921-1922 учебный год стал переломным моментом жизни Психологического института. С этого года стали преподаваться дисциплины, целью которых было формирование марксистского мировоззрения, а «перед всей наукой была поставлена задача перестройки методологических основ».³⁰ Корнилов являлся «ярым» марксистом, а его подход в психологии был абсолютно реактологическим. С осени 1923 г. А. Р. Лурия становится сотрудником института и, как он отмечает, «попадает в гущу событий».³¹ Перед институтом и его сотрудниками стоит глобальная задача: ни много ни мало – перестроить всю советскую психологию, отойдя от «челпановской» идеалистической науки и создав новую, материалистическую. Перестройка, по воспоминаниям Лурии, протекала в двух направлениях, которые он описывает с завидной долей иронии: во-первых, группа сотрудников «переименовывала» в соответствии с реактологической, объективистской и материалистической направленностью науки всю сложившуюся к тому моменту психологическую терминологию, и так, к примеру, память они называли сохранением и воспроизведением реакций, эмоции – эмоциональными реакциями, то есть, стремились подчеркнуть реактологическую направленность психологии. А во-вторых, они перетаскивали мебель из одной комнаты в другую! Этот период деятельности Института Лурия характеризует как весьма наивный и пронизанный энтузиазмом, но неизбежно пришедший в тупик.

Впервые встреча Л. С. Выготского и А. Р. Лурии произошла в Петрограде на 2-м психоневрологическом съезде в 1924 г. Из воспоминаний А. Р. Лурии: «На трибуну вышел очень молодой человек – к тому времени ему не было еще 27 лет – и полилась кристально ясная, четкая и логически безукоризненно стройная речь».³² Выготский вскоре получил предложение от Корнилова, которому подал идею А. Р. Лурия, приехать в Москву и в том же 1924 году он поступил в аспирантуру Психологического института, который к тому моменту уже назывался Московский государственный институт экспериментальной психологии.³³

Настоящее развитие советской психологии и того, что позднее назовут культурно-историческим подходом, начинается с совместной работы «великолепной тройки», или просто «тройки», как они себя называли. В эту тройку входили Лев Выготский, Александр Лурия и Алексей Леонтьев. У этого коллектива не было цели создать новую психологическую школу или новый подход, они ставили задачу разрешить возникшие в психологической науке противоречия. Этот факт подтверждает³⁴ в своей работе М. Коул, последователь идей Выготского, Лурии и Леонтьева. Мы неоднократно упоминали о том, что психология к началу XX века претерпевала кризис. Высказанная В. Вундтом необходимость создания «двух психологий»³⁵ вылилась в совершенную невозможность подойти к всестороннему изучению человеческого сознания и поведения. А. Р. Лурия назвал эти «две психологии» объяснительной (физиологическую психологию) и описательной (психологию как науку о «духе»). Первая объясняла простые феномены и их закономерности, отбрасывая такие сложные явления, как сознание и переживания, а вторая лишь описывала эти сложные явления, никак не объясняя их, поскольку их объяснение полагалось невозможным. Выготский ставил перед собой задачу преодолеть сложившийся кризис и объединить, интегрировать эти два вида психологии, при этом оставив в кругу научных проблем сознание и другие сложные формы психической жизни, но объяснив их. А. Р. Лурия отмечает,³⁶ что Выготский сделал огромный шаг в истории советской психологии, который заключался в следующем: он утверждал, что для того, чтобы объяснить внутренние явления, которые принимают форму высших психических процессов, необходимо выйти за пределы организма и проводить поиски не в организме, а в общественных отношениях организма к среде, в орудиях и в языке. Бесспорно, это была величайшая мысль, грандиозное смещение фокуса внимания науки с внутренних явлений организма на специфически человеческое – общественные отношения. Может показаться, что ничего отличного от высказанных ранее В. Гумбольдтом, Э. Дюркгеймом или А. А. Потебнёй идей в идеях Выготского не было. Однако именно логичная стройность и последовательность совмещения накопленных знаний, привлечение идей не только из сферы языкознания, но и из психологических и естественнонаучных концепций явились отличительной чертой работы Л. С. Выготского. Высказанные идеи о «языке как органе мысли», об «опосредованности культурными символами» не получили столь широкой разработки, и лишь «великолепная тройка» в середине 1920-х приступила к систематическому исследованию проблем взаимосвязи высших психических процессов и культурной среды.

К Выготскому, Лурии и Леонтьеву присоединились ещё 5 человек, студентов, и был организован кружок (сегодня бы это назвали исследовательский коллектив), который занимался изучением пиктограммы, или изучением метода исследования деятельности по разработке знаков, которую Выготский называл сигнификативной деятельностью.

Как опять же отмечает А. Р. Лурия, Л. С. Выготский назвал тогда свой подход или свою психологию исторической, поскольку она изучает возникшие в общественной истории человека процессы; или инструментальной, потому что единицей психологии были орудия или средства; или психологией культурного развития, поскольку высшие психические функции рождаются в культуре. Но эти идеи были не поняты и не встретили поддержки у руководителя Института, К. Н. Корнилова, и сторонников реактологического подхода.

В 1925 году Л. С. Выготский, находясь на лечении от туберкулёза в больнице, пишет работу «Исторический смысл психологического кризиса», а в 1930 выходит книга «Этюды по истории поведения» в соавторстве с А. Р. Лурией. Однако «этюды» были во многом теоретической работой. Возникла идея провести ряд экспериментов, которые позволили бы, как пишет Лурия, «прямо, в лоб доказать исторический характер, историческую природу всех психологических функций». И в период ликвидации безграмотности А. Р. Лурия с группой сотрудников отправляется в среднюю Азию, в Узбекистан, где в течение 1931-1932 годов они проводят сравнительные исследования неграмотных людей, женщин ичкари, колхозного актива и людей, прошедших обучающие курсы. На основе этих исследований они делают вывод, что все исторические категории, которые обычно считаются естественными, на самом деле являются общественными. Например, неграмотные люди первоначально используют ситуационную классификацию и объединяют полено, топор и пилу в одну группу по причине того, что «полено надо распилить и разрубить», а после прохождения обучающих трёх – шестимесячных курсов им становится доступна классификация по абстрактному признаку, и они помещают топор и пилу в одну группу, потому что это инструменты, а полено в другую, потому что это фрагмент дерева.

Как отмечает в своей статье Крейцер А. В.,³⁷ в конце 1920-х – начале 30-х годов сфера интересов Выготского сместилась исключительно в сторону инструментальной психологии. В этот период он вводит понятие о знаке как о психологическом орудии, применение которого служит средством превращения психики из природной (биологической) в культурную (историческую).

В непродолжительный период творчества Л. С. Выготского, приехавшего в 1924 году в Москву и работавшего здесь до самой смерти в 1934 г., он успел сформировать не просто подход, а целую психологическую школу. Культурно-исторический поход был сформирован благодаря работам «великолепной тройки», Л. С. Выготскому, А. Р. Лурии и А. Н. Леонтьеву. А. Р. Лурия и А. Н. Леонтьев, несмотря на небольшую разницу в возрасте с Выготским, тем не менее называли его своим учителем и оба в дальнейшем сами стали учителями и создателями новых научных направлений. Со смертью Л. С. Выготского не только не закончилось развитие культурно-исторического подхода к изучению феноменов мышления, сознания, поведения, личности, но оно приобрело множество научных оттенков, проявившихся в достаточно оригинальных концепциях его учеников. А. Р. Лурия является основателем новой науки – нейропсихологии, и он признавал, что именно благодаря опыту работы с Л. С. Выготским, благодаря их совместным опытам «выросла в значительной мере нейропсихология».³⁸ А. Н. Леонтьев стал одним из авторов деятельностного подхода и детально разработал общепсихологическую концепцию деятельности. На страницах нашей работы не удастся изложить все детали жизни Л. С. Выготского, однако мы, например, не остановились на том, что книга Выготского «Мышление и речь» многими воспринимается как заочный диспут учёного с французским психологом Жаном Пиаже, с которым Выготский расходился по некоторым вопросам относительно развития высших психических функций. Выготским были переосмыслены и введены в научный оборот такие существенные для культурно-исторического подхода понятия, как знак, сигнификативная деятельность, интериоризация, опосредование и др. В заключительном параграфе кратко рассмотрим те различия в понятиях, о которых мы упоминали в самом начале.

§3. Дифференциация понятий

Л. С. Выготский не употреблял ни в одной из своих работ термины культурно-историческая теория или культурно-историческая школа. Вопреки распространённому мнению, он не использовал эти понятия и, как отмечает Кайлер П.,³⁹ обе эти фразы были изначально введены в обиход в середине 1930-х годов с обличительной целью его противниками, а затем превратились в устойчивое наименование той работы, которая была проведена Л. С. Выготским и его коллегами в рамках преодоления кризиса психологии начала XX века. П. Кайлер видит в таком превращении понятий, первоначально носивших негативную коннотацию, проявление психологического защитного механизма, который он понимает как психологический механизм «идентификации с агрессором». Кайлер связывает данное обстоятельство с периодом «хрущевской оттепели», когда «некогда «преследуемые» оказались в роли «победителей», эти два наименования превратились в общепринятые… клише», однако, с его точки зрения, весьма сомнительные клише. Надо сказать, что мы на самом деле не находим для себя сомнительности в данных наименованиях, поскольку, как мы выше указывали, Л.С. Выготский называл свою психологию исторической, инструментальной или культурной, а та работу, которую он осуществлял с коллегами, несомненно проходила в русле сформированной Л. С. Выготским теории. К тому же, совокупность сотрудников Л. С. Выготского, придерживающихся его идей и развивавших их, небезосновательно может быть охарактеризована как научная школа. Таким образом, с нашей точки зрения, понятия культурно-историческая теория и культурно-историческая школа, а также культурно-исторический подход на данный момент развития психологической науки понимаются как наиболее объёмные и содержательные.

Что же касается самонаименования разрабатывавшегося Выготским подхода, то Кайлер П. полагает, что «ядром» такого самонаименования является понятие «теория высших психологических функций».⁴⁰ Именно психологических, поскольку он употреблял это слово наряду со словом психических. Мы просканировали с помощью встроенной в программу Adobe reader⁴¹ функции поиска текст книги «Психология»,⁴² в которой собраны основные работы Л. С. Выготского, на предмет наличия понятий психологические функции и психические функции, и сделали вывод, что Л. С. Выготский действительно употреблял оба понятия, однако в чём состоит коренное различие между ними можно только предполагать.

В отношении понятия культурно-историческая психология следует сказать, что оно трактуется последователем Л. С. Выготского, М. Коулом, как отрасль знаний и исследований, которую формально можно считать разделом культурной психологии – дисциплины, изучающей роль культуры в психической жизни.⁴³ Следовательно, со всей уверенностью можно назвать Л. С. Выготского основоположником данной отрасли знаний, сумевшим систематизировать и логично представить накопленный до него опыт в науке. Обращаясь же к языку логики, можно сказать, что понятие культурно-историческая психология является более общим по отношению к понятиям культурно-историческая теория или культурно-исторический подход, и может рассматриваться как область знаний, использующая принципы и первоначальные категории теории Л. С. Выготского.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подытоживая всё вышеизложенное, отметим, что становление и развитие идей культурно-исторического подхода к изучению психической жизни человека происходило в оппозиции к главенствующим на тот момент вариантам поведенческой психологии, выраженным в рефлексологической концепции В. М. Бехтерева и реактологической концепции К. Н. Корнилова. Л. С. Выготский, ставивший целью преодоление сложившегося к началу XX века кризиса в психологии, разделённой на физиологическую и духовную, первая из которых стремилась объяснить элементарные психические явления, исключая из поля зрения сознание и мышление, а вторая пыталась лишь описать последние, явился систематизатором и методологом, предложившим интегрированный и во многом оригинальный путь объяснения психических явлений посредством таких понятий как знаковая деятельность и процесс интериоризации. «Великолепная тройка», как мы назвали коллектив Л. С. Выготского, А. Р. Лурии и А. Н. Леонтьева, не просто справилась с задачей преодоления кризиса, но предложила оригинальную концепцию, нашедшую впоследствии множество приверженцев.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Большая Советская Энциклопедия [Электронный ресурс] // Статья «Интериоризация». URL: http://bse.sci-lib.com/article055564.html

2. Большой психологический словарь / Под ред. Б. Г. Мещерякова, В. П. Зинченко. — М.: АСТ, 2009. — 816 с.

3. Выготский Л. С. Психология. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс. – 2000. – 1008 с.

4. Выготский Л.С. Психология развития человека. — М.: Изд-во Смысл; Эксмо, 2005. — с. 7 [Электронный ресурс] // URL: http://yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-7-myshlenie_i_rech.pdf

5. Выготский Л. С. Мышление и речь. – М., Л.: Государственное социально-экономическое издательство. – 1934. – с. 62; с. 96 и др.

6. Ждан А. Н. История психологии. От Античности до наших дней: Учебник для вузов.— 5-е изд., перераб. и доп.— М.: Академический Проект, 2004. – 576 с.

7. Кайлер П. «Культурно-историческая теория» и «культурно-историческая школа»: От мифа (обратно к реальности) // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна». – 2012. — № 1. – с. 34–46

8. Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. – М.: Когито-Центр. – 1997. – 432 с.

9. Крейцер А. В. Л. С. ВЫГОТСКИЙ: ЗНАК ПРОТИВ СИМВОЛА // Вестник Герценовского университета 2011 №11 URL: http://cyberleninka.ru/article/n/l-s-vygotskiy-znak-protiv-simvola (дата обращения: 2.04.2013)

10. Лифанова Т. М. Жизнь и творчество Л. С. Выготского [Электронный ресурс] // URL: http://www.mggu-sh.ru/sites/default/files/lifanova_t.m._zhizn_i_tvorchestvo_l.pdf (дата обращения: 2.04.2013)

11. Лурия А. Р. Психологическое наследие: Избранные труды по общей психологии / Под ред. Ж. М. Глозман, Д. А. Леонтьева, Е. Г. Радковской. – М.: Смысл. – 2003. – 431 с.

12. Научное творчество Л. С. Выготского и современная психология / Под ред. В. В. Давыдова. М. – 1981. – с. 126

13. Никольская А. А. Основные этапы развития научной деятельности психологического института [Электронный ресурс] // Вопросы психологии. URL: http://www.voppsy.ru/issues/1994/942/942005.htm (дата обращения: 3.04.2013)

14. Потебня А. А. Мысль и язык [Электронный ресурс] // Институт философии РАН. URL: http://iph.ras.ru/elib/Potebnya_Mysl.html (дата обращения: 13.04.2013)

15. Рыбников Н. А. Как создавался психологический институт [Электронный ресурс] // Вопросы психологии. URL: http://www.voppsy.ru/issues/1994/941/941006.htm (дата обращения: 3.04.2013)

16. Ярошевский М. Г. История психологии от античности до середины XX в. Учеб. Пособие. – М.: Академия. – 1996. – 416 с.